Улица все еще была мокрая от недавно прошедшего дождя. Огромные водные потоки стекали в канализационные люки. Светило всего два фонаря, остальные были разбиты. Дома были в основном двухэтажные, с несколькими окнами, заделанными крепкими решетками. Везде висели плакаты одного из кандидатов на ближайшие выборы. Многие, конечно, были порваны и разрисованы здешними проказниками; До того напоминавшая свинью рожа политика на одном из плакатов, была украшена свиным пятачком и парочкой рожек чуть выше ушей. Эта картина вызвала непроизвольную дрожь на моем теле.
Около гидранта с открученными вентилями, находились коробки; Целая громада коробок на всякий вкус. Тут были коробки и из под обуви, в которых копошилась черная, как бездонная пропасть, кошка, пытаясь найти что-то съестное, и из под свадебных тортов, и коробки от чайных наборов. Некоторые коробки уже расплывались сероватой массой по улице...
Повсюду разбросан разнообразный мусор, начиная от обычных клочков бумаги, заканчивая мешками с ремонтными отходами. Дальше в глубине улицы была лишь тьма, ничего не было видно… только лишь пустота…

Клуб ночного чаепития «Crazy», расположенный на небольшой улочке имени Джорджа Вашингтона в двухэтажном доме №4a.
Центральный вход ремонтируется, поэтому, используется запасный выход, находящийся в переулке. Переулок не освещен, кто-то разбил единственную лампу освещения. Там плохо пахло, потому что рядом стояло несколько бачков с мусором. Да там не совсем и чисто, бычки, свежая моча, разбросанный мусор, крысы, обычный городской переулок. Запасный выход представляет собой массивную железную дверь с маленькой ручкой, залепленной чьей-то жвачкой.
Открываем дверь и видим комнату метра два на два, в ней местились различные приспособления для чистки: шкафчик с химическими средствами, губками и полиэтиленовыми пакетами. Несколько валяющихся швабр на полу и пара ведер. Одно ведро наполнено почти до половины серой вязкой жидкостью, в жидкости я заметила труп крысы и каких-то незнакомых мне насекомых. Крысу постепенно разъедало, уже не было половины туловища, а голова напоминала отбивную. Видно лежит оно там не меньше двух недель.
Под стертой табличкой «Вход» была незапертая деревянная дверь с округлой рукояткой, открыв её, я попала в сам клуб. Небольшое помещение с барной стойкой и двумя парами столиков, за которыми уже собрались мои знакомые. Один из них подозвал к себе бармена; Бармен – худощавый парень лет 20-ти, со щетиной, в рубашке без рукавов и обычных будних джинсах. Знакомый заказал всем еще по одной чашке крепкого чая с корицей. Бармен, не спавший несколько ночей, скривил на тот момент и так грустную физиономию в еще более печальное выражение лица и, выдрав из себя отрезанную фразу «конечно, сэр», поплелся к барной стойке. Стойка была в нескольких шагах от нас. Она представляла собой продолговатый столик с многочисленными чашечками и бутылочками с ароматными заправками чая. На столиках стояли шарообразные лампы на батарейках. Окон в клубе не было…

Носилки испачкались кровью, серая ткань покрылась багровыми пятнами. Два крепких парня взяли меня и в спешке понесли до машины скорой помощи, стоявшей на тротуаре перед самым переулком. Кабина была сделана из железа. По бокам стояли двухместные приваренные к полу лавки, как Вы поняли тоже металлические. Над правой лавочкой располагалось занавешенное шторкой окно. На левой лавке сидели парни в халатах; Первый был лысым, с грубоватыми чертами лица. Второй с прической под кепку, с несколькими почти незаметными шрамами на лице, в руке он теребил телефон, по-видимому, ждав важного звонка…